Латиноамериканская литература давно уже заняла прочное место в нашем культурном пространстве. Книги Жоржи Амаду, Хорхе Борхеса, Хулио Кортасара, Габриеля Маркеса, Хуана Карлоса и, наконец, Паулу Коэльо, наполненные совсем не европейским темпераментом, яркостью образов, свежестью восприятия мира, расходились у нас миллионными тиражами. Их читали (или, по крайней мере, слышали о них) все. И тем не менее, случаются порой и открытия. Таким открытием стал в 2007 году ни разу не издававшийся в России бразильский писатель Жулиу Рибейру и его роман «Плоть», классический образец бразильской натуралистической литературы.
Напомним, что натурализм – это возникшее во Франции в конце XIX века художественное направление, провозглашающее первенство законов природы над законами социальными. Значительное влияние на формирование эстетики натурализма оказал Чарльз Дарвин. По мнению натуралистов, навязываемые правящими кругами моральные нормы подавляют естественные сексуальные инстинкты человека, тем самым приводя к их патологическим проявлениям. Натуралистов, сосредоточенных на сфере инстинктов и порой детально описывающих половой акт, нередко обвиняли в порнографии, тем более что они первые обратились к таким ранее запрещенным темам, как гомосексуализм – мужской («Атеней» Раула Помпейя) либо женский («Трущобы» Алуизиу Азеведу).
В романе «Плоть», впервые изданном в 1888 году, натурализм проявлен во всей своей молодой силе и полноте.
На фазенде старого полковника встречаются двое. Она – блестяще образованная девушка с развитым пытливым умом, гордая, долгое время отвергающая каких бы то ни было претендентов на ее руку и сердце, но давно созревшая для любви. Он – столь же умный, образованный, неординарный человек, уже не молодой, успевший разочароваться в женщинах, но способный на глубокие чувства. Вокруг – красота и буйство южноамериканской природы. Казалось бы: классическая завязка для расхожего любовного романа, каких написано тысячи.
Однако, это не совсем так. Уже в самом начале что-то подсказывает, что привычной любовной истории здесь не будет. На это же указывают и противоречивость личности главной героини Лениты, которая ставит себя выше всех «низменных» животных влечений и инстинктов, но в то же время, будучи не в силах противостоять «зову плоти», оказывается в плену отчаянных сладострастных желаний, доводящих ее до истерик, и самобытная натура Мануэла Барбозы (Мандуки, как называет его полковник отец), его нелюдимость, странности, его одержимость наукой. Оба героя к тому же нагружены нешуточным багажом знаний, включая знания о физиологии и психологии межполовых отношений.
И действительно, очень скоро убеждаешься, что «Плоть» – не любовный роман (в привычном значении этого понятия), хотя любовью и страстью наполнена едва ли не каждая страница произведения. Скорее, это серьезное – хотя и художественное, а не научное – исследование самого явления любви. Автор пытается решить вопрос, высшее ли это чувство, свойственное только человеку, или это всего лишь преобразованное социумом, приукрашенное искусством примитивное половое влечение, присущее всему животному миру. Об этом постоянно размышляют и герои романа, как будто тоже ведя свое исследование, наблюдая и анализируя это чувство в самих себе, как будто проводя на себе самих научный эксперимент. Однако, будучи сами земными созданиями, они не могут наблюдать бесстрастно. Природа берет верх над их рассудочностью, и с какого-то момента они оба, столь возвышенные и гордые в своих научных познаниях, вынуждены признать, что они – такие же рабы своего тела, своей плоти, как и все представители живого мира. «Ей хотелось взлететь в заоблачные дали, но плоть тянула ее к земле, она покорилась и пала, …точно безропотная корова на лугу», – говорит писатель про свою героиню.
Этому процессу самоосознания героев автор дает достойный фон. Ощутимо, сочно, полнокровно описан дышащий сладострастием, томящийся в любовной жажде лес со всеми его обитателями: «Воздух был пропитан чувственными желаниями, повсюду витали флюиды знойного вожделения. Все ароматы заглушал острый запах семени и возбуждающее, будоражащее благоухание соития». С истинно натуралистической наглядностью изображено грубое животное спаривание быка с коровой. И здесь же – чуть более утонченное, но столь же примитивное соитие креолки и негра почти на глазах Лениты.
И все же, верные своему исследовательскому уму, герои Рибейру продолжают отмечать, анализировать свои чувства и реакции. Это напоминает препарирование – препарирование не только своих поступков и подсознательных процессов, но и самого понятия любви, которое словно под скальпелем хирурга оказывается разъятым на простейшие элементы, низведенным из поэтической категории до своего животного начала. « Любовь, – рассуждает героиня романа, – это дитя роковой, тиранической необходимости воспроизводства. … С точки зрения физиологии, любовь и течка – это одно и то же. Поразительная сложность человеческого организма превращает это примитивное влечение, результатом которого становится рождение ребенка, в войну нервов…», именуемую любовью.
Не только любовь препарируется в романе. Столь же скрупулезно, с точными симптомами, описывается болезнь Лениты, приступы мигрени у Мануэла. Подробно, со всеми нюансами, сопутствующими мыслями и неожиданно возникающими осложнениями, рассматривается и первая близость влюбленной пары. Даже смерть подвергается едва ли не научному анализу. Умирая, разбитый параличом, но пока еще сохраняющий ясное сознание, Барбоза фиксирует все свои физиологические ощущения, все свои последние мысли.
В результате в процессе чтения возникает странное ощущение – такое, как если бы у тебя на глазах производили вскрытие и изучение живого организма. И к читательскому сопереживанию героям невольно примешивается что-то похожее на научный интерес, нечто притягательное и одновременно отталкивающее.
Кажется, будто Жулиу Рибейру наделен сверхпроницательным зрением, позволяющим ему видеть вещи и явления как бы изнутри. Он и читателя заставляет видеть их таким же образом. Отсюда – более сильное впечатление от прочитанного, ощущение глубины, сложности, многомерности изображаемой реальности и внутреннего мира человека со всеми его неприглядными сторонами.
При всем этом автор не чужд понятию прекрасного. Он не жалеет красок в изображении любовного общения героев. А сколько поэзии в эпизоде купания Лениты в маленьком лесном озере. Это поистине гимн молодости, женской красоте, чувственности, гимн окружающей природе, как будто ласкающей девушку в своих объятиях!
Вообще природа у Рибейру – это еще один персонаж произведения. Она может быть томной, сладострастной, испускающей флюиды вожделения, а может быть и мертвенной, равнодушной, как в день, когда Мануэл узнал, что Ленита бросила его. Может быть беззащитной перед охотничьей одержимостью Лениты и Мандука, а может стать жестокой и мстительной, назначив однажды орудием своей мести гремучую змею, укусившую Лениту.
Непостоянство природы – лишь отображение непостоянства психологического состояния героев. Даже в восприятии читателя они то притягательны, то отталкивающи – как Ленита в ее проявлениях жестокости (к животным, птицам и к людям), как Мандук в своей трусости после любовного признания Лениты. Но в целом они оба – глубоко трагические фигуры. Как тут не вспомнить известное речение из Библии: « Во многой мудрости много печали… »? Простое счастье, простая любовь для них неприемлемы в силу их высокого личностного развития. Однако и любовь на высшем уровне, гармония духовного и телесно начал также для них недоступна. Возможно, главная причина их несчастливости – это их эгоизм. Оба они живут только собой и для себя, надменно ставя себя выше всех других людей. Барбоза понимает это лишь за минуты до смерти: «Почему же он не приложил все свои недюжинные способности к тому, чтобы облегчить страдания этой старой супружеской пары (то есть своих родителей – А. Н.), скрасить им последние годы жизни?! … Он стал эгоистичным, бессердечным человеком».
Смерть Барбозы вообще весьма символична и важна в понимании идеи романа. Скованный параличом, «точно личинка коконом», он в то же время знает, как себя спасти, как нейтрализовать действие яда, однако применить это знание он не в состоянии, так как даже язык не подчиняется его разуму. Мозг, знания, лишенные поддержки плоти, оказываются бессильными и ничтожными.
В романе не единожды противопоставляются разум и тело, физическая сила и сила мысли. Ленита, застрелившая двух кабанов, радуется: «мозг снова победил мышцу».
И все же человеческий интеллект, каким бы высоким он ни был, не имея благородной цели, оторванный от природы, не считающийся с ее законами, ведет его носителя к самоуничтожению. Так и Мануэл Барбоза при всем его блестящем уме и разностороннем образовании, «разочаровавшись в дружбе, в любви, в семейной жизни, в религии, во всем на свете, даже в самом себе, он, по холодным правилам науки, стал искать смерти, которая погасила бы его последние желания».
Особое место в романе занимают письма Мануила и Лениты друг к другу. Это целые трактаты по географии, геологии, этнографии, экономике мест, откуда они их пишут. Но и в них проявляется принцип препарирования, видны попытки проникновения внутрь, в самую суть видимого, будь это история образования равнины в провинции Сантус или механизм движения ветров. Вместе с тем, в них немало красоты и поэзии, о которых уже говорилось и дыхание которых чувствуется почти на каждой странице романа. Эта поэтичность и красота жизни, вероятно, и позволили Жулиу Рибейру подняться над заданным изначально сугубо натуралистическим направлением и создать глубоко философское и эстетически яркое произведение, ставшее классикой у себя на родине и по праву вошедшее в сокровищницу мировой художественной литературы.
Андрей Неклюдов,
член Союза писателей России
Оставьте свой отзыв о рецензии
|
